Неточные совпадения
— Разве ты, идучи на страдание, не смываешь уже вполовину свое
преступление? — вскричала она, сжимая его в объятиях и
целуя его.
Наконец, некоторые (особенно из психологов) допустили даже возможность того, что и действительно он не заглядывал в кошелек, а потому и не знал, что в нем было, и, не зная, так и снес под камень, но тут же из этого и заключали, что самое
преступление не могло иначе и случиться, как при некотором временном умопомешательстве, так сказать, при болезненной мономании убийства и грабежа, без дальнейших
целей и расчетов на выгоду.
«Я посягал на
поцелуй, — с ужасом думал он, — а ведь это уголовное
преступление в кодексе нравственности, и не первое, не маловажное! Еще до него есть много степеней: пожатие руки, признание, письмо… Это мы всё прошли. Однако ж, — думал он дальше, выпрямляя голову, — мои намерения честны, я…»
Преднамеренность и обдуманность несомненны,
преступление должно было совершиться с
целью грабежа, это прямо объявлено, это написано и подписано.
Так, например, в слегка набросанном плане отчета было сказано: «Из рассматривания числа и характера
преступлений (ни число, ни характер еще не были известны) в. в. изволите усмотреть успехи народной нравственности и усиленное действие начальства с
целью оную улучшить».
Был великий шум и скандал, на двор к нам пришла из дома Бетленга
целая армия мужчин и женщин, ее вел молодой красивый офицер и, так как братья в момент
преступления смирно гуляли по улице, ничего не зная о моем диком озорстве, — дедушка выпорол одного меня, отменно удовлетворив этим всех жителей Бетленгова дома.
Длинная процедура: нужно надеть на каждого саван, подвести к эшафоту. Когда наконец повесили девять человек, то получилась в воздухе «
целая гирлянда», как выразился начальник округа, рассказывавший мне об этой казни. Когда сняли казненных, то доктора нашли, что один из них еще жив. Эта случайность имела особое значение: тюрьма, которой известны тайны всех
преступлений, совершаемых ее членами, в том числе палач и его помощники, знали, что этот живой не виноват в том
преступлении, за которое его вешали.
Не знаю, за что его прислали на Сахалин, да и не спрашивал я об этом; когда человек, которого еще так недавно звали отцом Иоанном и батюшкой и которому
целовали руку, стоит перед вами навытяжку, в жалком поношенном пиджаке, то думаешь не о
преступлении.
Обыкновенно наказывают плетями или розгами всех бегунов без разбора, но уж одно то, что часто побеги от начала до конца поражают своею несообразностью, бессмыслицей, что часто благоразумные, скромные и семейные люди убегают без одёжи, без хлеба, без
цели, без плана, с уверенностью, что их непременно поймают, с риском потерять здоровье, доверие начальства, свою относительную свободу и иногда даже жалованье, с риском замерзнуть или быть застреленным, — уже одна эта несообразность должна бы подсказывать сахалинским врачам, от которых зависит наказать или не наказать, что во многих случаях они имеют дело не с
преступлением, а с болезнью.
Вспоминая свое отрочество и особенно то состояние духа, в котором я находился в этот несчастный для меня день, я весьма ясно понимаю возможность самого ужасного
преступления, без
цели, без желания вредить, — но так — из любопытства, из бессознательной потребности деятельности.
Аннинька, желая накрыть Братковского на самом месте
преступления, несколько раз совершенно незаметно пробиралась на сцену и, спрятавшись где-нибудь в темном уголке или за кулисами, по
целым часам караулила свой «предмет».
Я боюсь кутузки по двум причинам. Во-первых, там должно быть сыро, неприятно, темно и тесно; во-вторых — кутузка, несомненно, должна воспитывать
целую кучу клопов. Право, я положительно не знаю такого тяжкого литературного
преступления, за которое совершивший его мог бы быть отданным в жертву сырости и клопам. Представьте себе: дряхлого и больного литератора ведут в кутузку… ужели найдется каменное сердце, которое не обольется кровью при этом зрелище?
Смерть Лебядкиных, по словам его, была устроена лишь одним Петром Степановичем, без всякого участия Николая Всеволодовича, с хитрою
целью втянуть того в
преступление и, стало быть, в зависимость от Петра Степановича; но вместо благодарности, на которую несомненно и легкомысленно рассчитывал, Петр Степанович возбудил лишь полное негодование и даже отчаяние в «благородном» Николае Всеволодовиче.
"А по сему и принимая во внимание все вышеизложенное, заключал обвинительный акт, предаются уголовному суду нижеследующие лица: А. Заочно — все вообще бежавшие из реки Кашинки пискари, по обвинению: 1) в недозволенном оставлении отечества, или в
преступлении, оному равносильном; 2) в предумышленном сопротивлении подлежащей власти, выразившемся в неявке, по ее вызову, в уху, и 3) в составлении заговора с
целью неисполнения законных требований начальства, хотя и без намерения ниспровергнуть оное.
«И хорошо, если бы дело шло только об одном поколении. Но дело гораздо важнее. Все эти крикуны на жалованье, все честолюбцы, пользующиеся дурными страстями толпы, все нищие духом, обманутые звучностью слов, так разожгли народные ненависти, что дело завтрашней войны решит судьбу
целого народа. Побежденный должен будет исчезнуть, и образуется новая Европа на основах столь грубых, кровожадных и опозоренных такими
преступлениями, что она не может не быть еще хуже, еще злее, еще диче и насильственнее.
Впрочем, рассуждая глубже, можно заметить, что это так и должно быть; вне дома, то есть на конюшне и на гумне, Карп Кондратьич вел войну, был полководцем и наносил врагу наибольшее число ударов; врагами его, разумеется, являлись непокорные крамольники — лень, несовершенная преданность его интересам, несовершенное посвящение себя четверке гнедых и другие
преступления; в зале своей, напротив, Карп Кондратьич находил рыхлые объятия верной супруги и милое чело дочери для
поцелуя; он снимал с себя тяжелый панцирь помещичьих забот и становился не то чтобы добрым человеком, а добрым Карпом Кондратьичем.
— Это делается с
целью устрашить других, — произнес он, припоминая еще на школьных скамейках заученную им теорию устрашения. […теория устрашения — в учении о
целях наказания за уголовное
преступление, иначе называется теорией психического принуждения; разрабатывалась Фейербахом (1775—1833).]
Вы сделали
преступление, отклонив золото от его прямой
цели, — расти и давить, — заставили тигра улыбаться игрушкам, и все это ради того, чтобы бросить драгоценный каприз к ногам девушки, которая будет простосердечно смеяться, если ей показать палец!
Они были душа этого огромного тела — потому что нищета душа порока и
преступлений; теперь настал час их торжества; теперь они могли в свою очередь насмеяться над богатством, теперь они превратили свои лохмотья в царские одежды и кровью смывали с них пятна грязи; это был пурпур в своем роде; чем менее они надеялись повелевать, тем ужаснее было их царствование; надобно же вознаградить
целую жизнь страданий хотя одной минутой торжества; нанести хотя один удар тому, чье каждое слово было — обида, один — но смертельный.
Он в один миг прочел в ее чертах
целую повесть разврата и
преступлений, — но не встретил ничего похожего на раскаянье; не мудрено, если он отгадал правду: есть существа, которые на высшей степени несчастия так умеют обрубить, обточить свою бедственную душу, что она теряет все способности кроме первой и последней: жить!
Конгресс уполномочивает объявить войну. Мои представители уполномочивают делать это злодеяние от моего имени и по своему произволу. Они имеют власть обратить
целую нацию в безбожных убийц и разбойников, они имеют власть объявлять справедливыми и правыми все эти ужасы, они имеют право дозволять совершение всех
преступлений, и всё это на основании моего уполномочия.
Часто употребляемое выражение, что смертная казнь практикуется теперь только в исключительных случаях, не совсем точно; все высшие карательные меры, которые заменили смертную казнь, все-таки продолжают носить самый важный и существенный признак ее, а именно — пожизненность, вечность, и у всех у них есть
цель, унаследованная ими прямо от смертной казни, — удаление преступника из нормальной человеческой среды навсегда, и человек, совершивший тяжкое
преступление, умирает для общества, в котором он родился и вырос, так же как и во времена господства смертной казни.
— Кровь что ли завопиет? — засмеялся Горданов, и стал язвительно разбирать ходячее мнение о голосе крови и о том, что будто бы все
преступления рано или поздно открываются. Он говорил доказательно и с успехом убедил Жозефа, что
целые массы
преступлений остаются неоткрытыми, и что они и должны так оставаться, если делаются с умом и с расчетом, а, главное, без сентиментальничанья, чему и привел в доказательство недавнюю смерть Кюлевейна.
Это грех, это
преступление, за которое приходится потом платить горьким разочарованием; кто идет на сцену только с мечтою стать „известностью“ — тот обыкновенно печально кончает свою карьеру, не достигнув
цели.
Если так свободен человек, то не все ли дозволено, не разрешено ли какое угодно
преступление во имя высших
целей, вплоть до отцеубийства, не равноценен ли идеал Мадонский и идеал содомский, не должен ли человек стремиться к тому, чтобы самому стать богом?
Было основание предполагать, что у убитого денег с собой было больше, могли быть часы, цепочка, кольца, которые и стащил убийца, совершивший
преступление с
целью грабежа.
И те же пути, которые влекут отдельного человека к
преступлению, влекут
целое общество к революции.
— Ты сделал для меня более: научил меня истинам высоким, заставил меня гнушаться моих
преступлений и полюбить добродетель и указал изгнаннику отечество как
цель, к которой я должен был стремиться.
«Она обманула меня своей беременностью, она, наконец, совершила
целый ряд
преступлений, — граф вспомнил подробный и искренний рассказ Семидалова, — но какая была
цель этого обмана, этих
преступлений?»
Она отказалась на отрез отвечать на подобный вопрос, объяснив, что эта
цель, эти мотивы позорнее для рода князей Шестовых, нежели даже совершенные ею
преступления.
Слух о внезапной смерти Баратова облетел всю Москву с быстротою срочной эстафеты. Известие это варьировалось на разные лады и приобрело в конце концов фантастическую окраску: толковали о
преступлении, отраве, мести, ревности, словом, в устах московских кумушек сложился
целый роман.
При такой
цели для достижения ее нет дурных средств, и всякое
преступление простится святым отцом, которому дана власть от Бога разрешать здесь, на земле, человека от совершенных им греховных дел…
Несмотря на то, что он с Петром Волынским вернулся, как мы видели, к дому Бомелия с
целью наказать разрушителей их гнусного плана, оба они, с одной стороны отдавая дань общему суеверию того времени, а с другой — лично усугубляя это суеверие сознанием своих, достойных неземной кары,
преступлений, — сознанием, присущим, волею неба, даже самым закоренелым злодеям, — были почти уверены, что помешавший им совершить насилие над непорочной княжной был действительно мертвец — выходец с того света.
— Моя дочь, мое умирающее дитя зовет и звало меня, чтобы простить меня и смыть с меня позор моих
преступлений своими чистыми, ангельскими
поцелуями… И я ничего не знал и оставался здесь, подозревая мою жену и моего друга и веря этой…
Хмелевский уже создал в своем уме
целую картину совершенного
преступления и бесповоротно решил, что убийца никто иной как «охотник», «муж Арины», как называли свидетели Егора Никифорова.
Защитники тюремной системы выставляют на вид, кроме исправительной
цели, которой должна служить, по их мнению, тюрьма, также и предупредительную, то есть что тюрьма должна служить якобы устрашительницею, бичем для предупреждения
преступлений и удержания от них.
Ум человеческий не мог допустить возможности чистосердечного раскаяния для такого «изверга человеческого рода», как называли княжну в Т. Не могли только разрешить вопроса — с какою
целью совершила она эти
преступления, какие мотивы руководили ею?
— Кто тебя ставил над ним судьею и даже исполнителем этого суда? Если Господь Бог в своей неизреченной благости допускает на земле зло и его носителей, то, значит, это входит в высшие
цели Провидения, бдящего над миром, и не человеку — этой ничтожной песчинке среди необъятного мироздания — противиться этой воле святого Промысла и самовольно решать участь своего брата — человека, самоуправно осуждать его, не будучи даже уверенным, что суд этот не
преступление самого совершенного ближним
преступления.
Но перефразируем слова Суворова: «Сегодня уменье, завтра уменье, необходимо и счастье». И вот когда это счастье отвернется от «опытного дельца» или
целой компании дельцов — банка — то является
преступление, а вместо поклона и почета — жалоба прокурорскому надзору и обвинение с пеной у рта в присвоении и растрате.
Григорий Лукьянович, стоявший во главе новгородских розысков, только что оправившийся и хотя все еще сильно страдавший от ран, полученных им от крымцев при Торжке, проявил в этом деле всю свою адскую энергию и, нахватав тысячи народа, что называется «с бору и с сосенки», захотел окончательно убедить и без того мнительного и больного царя, раздув из пустяков «страшное изменное дело» о существовавшем будто бы заговоре на
преступление, скопом,
целого города.
Скажу коротко: был зверски умерщвлен мой отец, старший брат и сестра, и
преступление это совершил будто бы я с
целью получения действительно огромного наследства.
В то время, как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми
преступлениями, готовый для своей роли, без всякой
цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Миллионы людей совершали друг против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в
целые века не соберет летопись всех судов мира, и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на
преступления.
— Что́ же делать! С кем это не случалось, — сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который
целою жизнью не мог искупить своего
преступления. Ему хотелось бы
целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Оправдания эти снимают нравственную ответственность с людей, производящих события. Временные
цели эти подобны щеткам, идущим для очищения пути по рельсам впереди поезда: они очищают путь нравственной ответственности людей. Без этих оправданий не мог бы быть объяснен самый простой вопрос, представляющийся при рассмотрении каждого события: каким образом миллионы людей совершают совокупные
преступления, войны, убийства и т. д.?
Кутузов ясно как день видел
цель Бенигсена: в случае неудачи защиты — свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха — себе приписать его; в случае же отказа — очистить себя в
преступлении оставления Москвы.